Артур Кларк - Песни далекой Земли [сборник]

В последующие годы Дональд Крейг часто размышлял об отношениях, сложившихся у него с Джейсоном Брэдли. Они встречались всего раз пять-шесть и почти всегда по делам, но он чувствовал, как образуется взаимная симпатия. Бывает, подобные отношения между двумя мужчинами вырастают и обретают силу, сравнимую с сексуальной привязанностью, не имея при этом ничего общего с эротикой.

Возможно, Дональд напоминал Брэдли погибшего напарника, Теда Коллиера. Джейсон часто вспоминал старого друга. В любом случае, Крейгу и Брэдли вдвоем было хорошо. Они встречались даже без насущной необходимости. И хотя у Като и прочих представителей синдиката «Ниппон-Тернер» могли возникнуть закономерные подозрения, Брэдли, как сотрудник МОМД, никогда не позволял себе нарушать нейтралитет. Крейг же, со своей стороны, не пытался эксплуатировать выгодное знакомство; они делились друг с другом личными секретами, но не профессиональными тайнами. Дональд так и не узнал, какую роль Брэдли сыграл (если сыграл) в решении МОМД запретить использование гидразина.

Ради присутствия на похоронах Ады Джейсон перелетел через полмира. После этого дружба укрепилась еще больше. Оба мужчины потеряли жену и ребенка; пусть при разных обстоятельствах, но результат все равно оказался одинаковым. Они стали еще ближе. Друзья делились друг с другом секретами и говорили на больные темы, запретные для всех остальных.

По прошествии времени Дональд удивлялся, как сам не додумался до такой простой идеи; возможно, он находился слишком близко, и потому картина представала перед ним лишь частично.

Упавшие кипарисы убрали. Дональд и Джейсон прогуливались по берегу озера Мандельброт — как оказалось, в последний раз. Брэдли в общих чертах изложил план.

— Задумка не моя, — извиняющимся тоном объяснил он. — Позаимствовал ее у друга. Есть у меня друг-психолог.

Дональд очень не скоро узнал, что это за «друг». Но возможности осознал сразу.

— Считаешь, сработает? — спросил он.

— Обсуди с психиатром Эдит. Даже если идея хороша, он может отказаться от нее. Синдром НМИ, слышал?

— Что? Национальный медицинский институт?

— Нет. Не Моя Идея.

Дональд рассмеялся, но смех не казался веселым.

— Ты прав. Но сначала нужно разобраться. Я сам решусь на такое? Будет непросто.

«Непросто» — слишком слабое слово; более трудной задачи перед Крейгом не стояло в жизни.

Часто он бросал работу, заливаясь слезами.

Иногда подсознание, гуляя по потаенным, известным лишь ему дорожкам, подкидывало воспоминания, дающие силы продолжать. Много лет назад Дональду попался рассказ о хирурге из страны третьего мира, имеющем немалый запас человеческих глаз. С их помощью он возвращал зрение беднякам. Чтобы пересадка стала возможной, роговицу следовало взять у донора за несколько минут до смерти.

Когда он снимал роговицу с глаз собственной матери, у хирурга не дрожали руки. «Я поступлю так же», — с мрачной решимостью думал Дональд, возвращаясь к столу для редактирования кинофильмов, за которым они с Эдит провели вместе столько часов.

Удивительно, но доктор Джефферджи отнесся милостиво к предложению. Он задал лишь один вопрос, прозвучавший слегка иронично, но сочувственно:

— Кто подсказал вам идею? Подсмотрели в какой-нибудь мыльной опере с уклоном в психологию?

— Действительно, выглядит, будто так и есть. И все же стоит попытаться. Одобрите?

— Вы уже подготовили диск?

— Капсулу. Хочу показать вам материал. Кажется, у вас в приемной стоит мультимедийный проигрыватель.

— Да. Он принимает даже видеокассеты! Позову Долорес. В таких делах я полагаюсь на нее. — Доктор растерялся и замолчал. Он внимательно посмотрел на Дональда, словно собрался что-то добавить, но не решился. Нажав клавишу на пульте интеркома, Джефферджи проговорил в микрофон пейджерной системы: — Сестра Долорес, будьте добры, зайдите ко мне. Благодарю.

«Где-то под этой черепной коробкой живет Эдит Крейг, — думал Дональд, сидя рядом с доктором Джефферджи и медсестрой Долорес. Он не спускал глаз с жены, неподвижно застывшей напротив большого монитора. — Удастся ли мне пробиться сквозь упрямый барьер, воздвигнутый горем, и вернуть ее в реальность?»

На экране возник знакомый черный силуэт, похожий на жука, с тоненькими выростами, соединяющими его с остальными частями вселенной Мандельброта. О масштабе можно было лишь гадать, но Дональд успел отметить координаты, определяющие размеры множества. Если бы кому-то удалось представить картину целиком, экстраполировать за пределы экрана, она оказалось бы больше космоса, наблюдаемого с помощью телескопа «Хаббл».

— Готовы? — спросил доктор Джефферджи.

Дональд кивнул. Сестра Долорес, сидевшая за спиной у Эдит, посмотрела в объектив камеры, подтверждая, что слышала вопрос.

— Тогда приступим.

Дональд нажал клавишу «ВЫПОЛНИТЬ», и программа заработала.

Эбонитовая поверхность имитации пруда Мандельброт словно подернулась рябью. Эдит удивленно вздрогнула.

— Хорошо! — прошептал доктор Джефферджи. — Она реагирует!

Вода расступилась. Дональд отвернулся. Невыносимо было смотреть на свое последнее детище. Перед глазами возникло изображение Ады. Голос девочки нежно произнес: «Я люблю тебя, мамочка, но здесь меня нет. Я живу только в твоих воспоминаниях — и никогда их не покину. Прощай…»

Долорес подхватила лишившуюся чувств Эдит, и последний слог затих в безвозвратном прошлом.

Идея очаровывала, хотя не все верили, что она сработает. Декор интерьера для единственной в мире глубоководной туристической субмарины целиком взяли из классического диснеевского фильма «Двадцать тысяч лье под водой».

Пассажиры, взошедшие на борт «Пикара» (порт регистрации — Женева), оказались в гостиной с мебелью, обтянутой плюшем. Пропорции у гостиной были слегка непривычные. От обстановки в салоне требовалось успокоить пассажиров и внушить им уверенность. Требовалось отвлечь людей от мысли, что на каждый маленький иллюминатор, демонстрирующий не такую уж обширную картину из внешнего мира, давит несколько сотен тонн воды.

Основные проблемы строителям «Пикара» доставили вовсе не инженерные трудности. Трудности носили юридический характер. Лодку согласилось застраховать лондонское общество Ллойда, но никто не желал страховать пассажиров — очень важных персон с астрономическими капиталами. Поэтому перед каждым погружением от гостей требовали нотариально заверенные бумаги, подтверждающие согласие на путешествие. Конечно, процедуру старались сделать как можно менее бюрократичной.